Составление стратегических планов и программ – наш национальный вид спорта. Это не значит, что Россия в этом занятии опережает человечество или как-то выделяется в мировой практике (например, в сравнении с Китаем). Акцент в данном случае делается на слове спорт.
Во-первых, здесь нет прямой ориентации на практический результат. Легкоатлет бросает копье или толкает ядро не для того, чтобы кого-нибудь убить; тяжелоатлет поднимает ношу тяжелую, но «пустую», с бытовой точки зрения никчемную. Наши стратегии как произведения планировочного искусства и как деятельность по проектированию проектов тоже во многом самодостаточны; их составление, продвижение и принятие в конечном счете важнее реализации. В этом не так легко признаться, но, если сопоставить резонанс, вызываемый сочинением, текущей конкуренцией и выбором, с затишьем дальнейшего воплощения всего этого громадья, к другому выводу не придешь. Не говоря уже о щемящей немоте провалов.
Во-вторых, о спорте напоминает и примерная регулярность соревнований в стратегировании, чем-то напоминающая даже не события местной физкультуры, а олимпиады и мировые чемпионаты. Более того, эти мероприятия происходят у нас внахлест. Еще не вышел срок реализации предыдущего проекта, а уже спешно начинается подготовка следующего – и с большим запасом времени. В мировом спорте это означало бы лозунг: «Даешь новую Олимпиаду через три года!» Если не через два.
Такое наложение временных рамок не случайно и по-своему оправданно – но не функционально, а прежде всего политически. Некоторый затакт в планировании неизбежен. В момент окончания намеченного срока воплощения мечты страна не должна оставаться без актуальной стратегии и плана. (Хотя в нашем спорте, возможно, ничего особенно страшного в этом зазоре не произошло бы, а то и вовсе никто его не заметил бы.) Но смущает величина затакта. Стратегии-2020 по хорошему тону еще бы жить и жить (или тихо и медленно умирать), но у нас уже новая история. Трудно сказать, насколько это оправданно изменением обстоятельств, в особенности внешних (хотя изменения за последние годы разительны), но в общем виде важную роль играет и другое. Если формировать стратегии встык, придется отчитываться за реализацию предыдущего проекта, анализировать причины неудач и... брать ответственность на себя. Накладка стратегий эту проблему снимает (хотя после передачи Росстата в ведение Минэкономразвития проблему отчетности можно будет решать иначе).
С подобным наложением и связана большая часть эффекта дежавю. Получается, что мы видим не столько новое явление, сколько реинкарнацию старого, еще не до конца умершего. В глазах двоится, а элементы сходства и неизбежных повторов создают особую картинку – «дежавю стерео». Новорожденный во многих чертах как две капли воды похож на живой труп предшественника. Агония, усугубленная неправильными родовыми схватками.
Стратегия имитации
Что мешает реализации всех долгосрочных стратегий развития России
Но не менее интересны повторы внутри самих проектов – в их повестке и рецептуре. Поскольку новая программа запускается и, в том числе чтобы наложением во времени скрыть неприглядные провалы, повторы в содержании неизбежны, в том числе на уровне постановки задач. В этих условиях особо значимыми становятся акценты.
Поскольку мы не «снялись с иглы» и не приблизились к преодолению технологического отставания, эту проблему обойти молчанием невозможно. Но и говорить о ней с тем же драматизмом и подъемом, как это было 10 лет назад, было бы вызывающе и даже комично. Поэтому меняется тональность. Делать прежний акцент с придыханием на постиндустриальной фазе, на новом технологическом укладе, на модернизации и инновациях, на экономике знания и человеческом капитале и проч. сейчас не очень получается. Но сама корректировка тона и акцентов говорит о многом и по-своему саморазоблачительна. Взять хотя бы тему человеческого капитала нации в сравнении бегущих из страны с новым составом законодательных органов, в частности с наиболее выступающими товарищами. Чего стоят мозги Гуриева или Алексашенко против новых ярких депутатов из Крыма, Питера и с «Первого канала»?
Примерно то же происходит с описанием инструментария преобразований и решения проблем. Классический пример – планы снижения административного прессинга, повышения инвестиционной привлекательности и градуса доверия в обществе, в политике и бизнесе, без чего реанимация экономики невозможна. Все это уже неоднократно было, и одни только слова «административная реформа» не могут не вызывать дикой оскомины.
Меньше всего хотелось бы язвить по поводу самого факта появления этих сюжетов в «новых» планах. Чтобы идти на такие явные и разоблачительные повторы, надо сохранять определенное мужество и терпение, в том числе – умение краснеть. И, возможно, способность идти на повторы с некотором чувством стыда является здесь главной. С этой точки зрения очень показательны были посвященные конкурирующим стратегиям теледебаты одного бывшего министра экономики и девушки, представляющей Столыпинский клуб. Птенец гнезда Гайдара выделялся редкостным терпением и сдержанной иронией на грани сарказма, тогда как высокомерно-раздражительная последовательница Столыпина рекламировала идеи снижения административного давления на бизнес так, будто эта халва не вызывает нестерпимой горечи.
В наших условиях подобный циклический энтузиазм очевидно бесплоден. И наоборот, здоровая доля скепсиса и даже неловкости вынуждает двигаться к фиксации прошлых провалов на одном и том же месте, к анализу прошлых ошибок и мешающих (иногда фатально) факторов. И только после такого анализа появляется возможность сформулировать идею иначе: не что мы хотели бы сделать, а что мы считаем необходимым преодолеть, чтобы выйти из этого порочного круга хождения в колее по граблям. Например, как выйти из ситуации, когда необходимые реформы поручаются тем структурам и лицам, которые кровно и жизненно заинтересованы в их провале? Это и есть метареформа – реформа самой системы реформирования.
Без такой смены модальности ждать от кого-либо сколько-нибудь пристойного отношения к новым проектам бессмысленно.
Автор – руководитель Центра исследований идеологических процессов